Не каждый день выпадает возможность сесть в поезд, который идёт под Эверест. Выйти из него можно, догнать нельзя, поэтому, когда мы собирались в экспедицию и Люся Савина в интервью одной из газет сказала, что восхождение на большую гору с женщиной – это большой риск не взойти на эту гору и этот вопрос лучше решить на берегу. Эверест бывает один раз в жизни и рисковать я не мог. Две недели Люся со мной не разговаривала, но потом началось дело – закупка продуктов, упаковка грузов, перепись баулов и было уже не до обид.
Когда после первого выхода заболел Миша Михайлов и его спустили с 7800, встал вопрос о том, что на второй выход его не выпустит либо шеф, либо доктор, но честный Греков решил, что мы должны поговорить с ним сами, как мужчины, и объявить, что на второй выход с ним не пойдём. Теперь в нашу группу должен был войти либо Соболев, либо Савина. Мы выбрали Соболева, потому, что он мужчина.
В штурмовом лагере две палатки стояли на расстоянии в 15-20 минут хода друг от друга. В верхней палатке перед штурмом остановились Фарафонов, лавров и Савина, в нижней Греков, Соболев и я. На штурм, исходя из опыта предыдущих групп, мы договорились выйти пораньше, часа за два до рассвета. Утром я первым подошёл к верхней палатке, а Греков и Соболев пришли минут через 20 после меня, потому что темень была такая, что даже на расстоянии от палатки до палатки они заплутали. Мы решили ждать рассвета.
Для мобильности мы шли с Грековым в связке впереди, выбирая наиболее приемлемый путь, Савина, Соболев, Фарафонов и Лавров шли связанными за нами. Прошли очень крутой участок по старым перилам со страховкой, дальше можно было идти одновременно без страховки, и тут всё перемешалось. Греков и я вышли на гребень и ждали Соболева, а в это время поднялись Лавров и Фарафонов. Они в связке так и ушли вперёд. Мы уже подумали, что Соболев, скорее всего пошёл вниз, и тут подошла Люся. Мы спросили её: «Тебя бросили?». И сами ответили: «Тебя бросили». Не могли же мы оставить её одну! Пристегнули Люсю к себе, и тут появился Соболев – пристегнули и его. Престижно взойти на Эверест в связке с женщиной. До вершины оставался последний бросок, и к этому времени мы шли в связке с Люсей вдвоём. Она попросила: «Включи-ка мне подачу кислорода в три литра!», мы обогнали Грекова с Соболевым и вскоре стояли на отметке 8848.
При подъёме мы несли по два кислородных баллона, одним дышали. На гребне поменяли неполные баллоны на полные, а уже использованные оставили на видном месте для спуска. Я присмотрел в чьём-то брошенном лагере баллоны и подумал, что они нам могут пригодиться на обратном пути. На спуске я прошёл крутой участок по наклонным плитам, организовал перила из срезанных на маршруте старых верёвок и когда убедился, что Люся уже идёт по ним, отошёл от пункта страховки и направился за кислородом – к тому времени он кончился у всех.
Баллоны надо было вызволить из снега, но я сделал это не зря. Кислород я отдал женщине. Тем временем, к пункту страховки подошли Греков с Соболевым. На спуске Греков отдал напарнику свой кислород, так как тому слишком нездоровилось и, возможно, у них промелькнула мысль, что я их бросил, хотя Греков знал, что это нереально.
Дима Соболев двигался с трудом, временами надолго останавливаясь. В световой день мы не укладывались, и надо было торопиться, поэтому мы всячески его подталкивали и убеждали переставлять ноги. Пока было светло, шеф наблюдал за нами в трубу и к вечеру по связи велел Фарафонову и Лаврову, которые благополучно добрались до лагеря на 8300, маяковать фонариком, что помогло нам не промахнуться мимо палаток.
Мы были никакие, и все остались ночевать в верхней палатке, но перспектива оказаться вшестером на минимальном пространстве меня не устраивала, и я один пошёл в нижнюю палатку, правда уже через несколько метров понял, что погорячился, потому что спуск в темноте был опасным, да и холодно одному в палатке.
Дмитрий Муравьёв
