«То, что кажется лишённым смысла, порой имеет глубокое значение. Таково единственное оправдание бесцельных на первых взгляд поступков.»
Морис Эрцог
5 апреля.
Находимся в посёлке Шегар – это последний населённый пункт перед базовым лагерем. Я что-то стал себя плохо чувствовать. Простыл и три дня в этом забытом Богом месте меня лечил Валёк Макаров.
Сегодня в базовый лагерь уехала первая группа, мы выезжаем завтра. Надо скорее начинать работать, потому что в голову лезут разные мысли о доме и о делах, которые не успел доделать до отъезда.
6 апреля.
Выехали в 9ю00 на трёх джипах. Была только одна остановка на перевале 5100, откуда открывается панорама трёх восьмитысячников – Макалу, Эвереста и Чо-Ойю. Смотрел на Эверест и снова в памяти 1992 год. Хорошо виден «наш» восточный гребень. Сколько было положено трудов для обработки маршрута и всё напрасно – непогода и обстоятельства не позволили нам взойти.
По дороге мои баулы попали в керосин, и пуховые штаны, рубашка, меховые рукавицы и шлем напрочь вышли из строя. На моё счастье, остались цела новый спальник и пуховка.
Наш базовый лагерь стоит метров на 400 дальше того места, где стоял лагерь в 1992-м.
7 апреля.
Заснул только под утро – вероятно, высота даёт себя знать. Сегодня день активных сборов, работы хватает всем. Все время слышен голос Маликова, распекающего своих подопечных за какие-то провинности, Юра командует снаряжением. Мы поставили все высотные палатки. Проверили их и заменили, где надо, оттяжки. Перед обедом трудовой накал немного спал, а когда собрались на обед, порыв ветра сломал две стойки у палаток, рассчитанных на верхние лагеря, что по-настоящему настораживает. Наверху бывает ветер, намного превышающий этот порыв, а палатка – это жизнь. Маршрут идёт по гребню, и выкопать пещеры выше 7100 будет проблематично. Я даже немного запаниковал. Наши армейские высотки уже старые, а новые продуваются – это показало восхождение на Манаслу.
После обеда снова прогулялся вверх, шёл медленно, но дошёл-таки до турика, который сам сложил, - наверное, начинаю акклиматизироваться.
Вечером в большой палатке настоящее казино – три компании играют в карты, шахматы и нарды. Надо начинать работать, тогда думки будут о горе, а не о том, чего не доделал в городе.
8 апреля.
Весь день прошёл в сборах и переупаковке багажа. После обеда сходил прогуляться и получил массу удовольствия. Чувствую, как здоровье возвращается ко мне.
Сверху увидел, что к нашему лагерю подтягиваются яки, разукрашенные кисточками и колокольчиками. Звон по всему лагерю! Значит, всё в порядке, завтра стартуем в АВС.
Вечером проиграл в нарды. Хорошо, что играли просто так.
9 апреля.
Утром собрал баул и отнёс его на место погрузки. Наши якмены что-то не торопятся. Шеф велел мне занести на 8300 кислород, а там моё дело – пользоваться им или нет. Я не собирался пользоваться кислородом, так зачем же мне таскать лишние 5 килограммов? Вспоминаю Канченджангу – вот там я натаскался его вволю для чужого дяди!
10 апреля.
День был нудным. Вышли в 10.45, долго топали по боковым моренам и около 13 часов подошли к проходу на серединную марену, где поставили промежуточный лагерь. Похоже, портится погода – когда ложились спать, было всего минус 8 – для этой высоты слишком тепло.
11 апреля.
Утром небольшой снежок. Дорога до АВС заняла 3 часа. Чувствуется высота. Альтиметры показывают 6300. До 4 часов таскали грузы, ставили палатки, работали по организации лагеря. У всех одышка. Собрали небольшой тренерский совет и решили работать по 8 человек. Ко мне подключили группу Гатаулина.
Я сам напросился работать первым, потому что не люблю сидеть на одной высоте. Удивительно, но не слышно рёва ветра над головой – Эверест молчит. В 1992-м всё время наверху ревел ветер.
Завтра, если позволит погода, пойдём с очень лёгкими рюкзаками на 7000. В планах только заброска на перевал. Несколько беспокоит здоровье Димы Соболева, он лежит и лечится всеми возможными способами.
Вечером сходил к Моисееву, посидели, сделали яичницу. К себе вернулся в 22 часа. От Димы несёт луком и какой-то мазью – только бы выздоровел.
Снег пошёл сильнее, всё чаще шуршит, стекая с наружного полога палатки. В снегопад на перевал я не сунусь, если выпадет больше 10 сантиметров, тоже не пойдём, а подождём, пока всё съедет.
12 апреля.
Сходили на Северное седло, постарался задать минимальный темп. Ребята выдержали нормально, вот только Дима вернулся из-под перевала. В пути были всего 5 часов 25 минут – совсем неплохо.
Наши группы установили две палатки, у нас ещё газ, горелка и посуда – итак, первый шаг к Эвересту сделан.
Шерпы из корейской экспедиции проработали сегодня до 7500. Надо где-то их подменить – они отработали всю дорогу на перевал, и теперь мы пользуемся их верёвками.
Погода сегодня была за нас – солнышко, ни ветерка, до высоты 7000 дошёл в одном трико, что почти нереально. Спуск занял один час, и пришли мы прямо к ужину.
Приболел Юра Моисеев, наверное, простыл, но волноваться рано, потому что впереди ещё много времени. Наверное, завтра выйдем на 7000 с ночёвкой и на этом первых выход завершим.
Юра ушёл вниз с больным китчен-боем.
13 апреля.
Долго собирались и вышли во втором часу. Рюкзаки тяжёлые, шёл как можно медленнее. На перевале были в 18.30. Поставили палатку под склад, необходимый груз мы занесли. Завтра встанем пораньше и к завтраку постараемся спуститься.
Погода хорошая, ветра нет, холодно, но вот опять заболел Дима Соболев. Договорились, что если ему станет плохо ночью, пойдём вниз вдвоём, благо, до верёвок метров 25 от палатки.
14 апреля.
Ночь была кошмарная – то стонет Дима, то у самого голова болит так, что просыпаешься от боли. Еле дождался утра.
В АВС были в 10.30, перекусили, собрали вещи и вышли в базовый лагерь. По тропинке вниз с лёгким рюкзаком идти легко, но почему-то дрожат ноги и одышка. Когда идёшь один и не надо смотреть на пятки впереди идущего, легче отвлечься, думать о чём-нибудь. Мы растянулись по тропе и пришли в лагерь только в 17.00. Пошли к доктору Макарову, он беспокоится за Юру Моисеева.
15-16 апреля.
Два дня отдыхали. Меня слегка мучает радикулит, лежу второй день. Валёк делает всё возможное, и я ему очень благодарен.
17 апреля.
Провалялся весь день, но мне намного легче. Завтра выходим наверх. С нами идёт повар Нима, добросовестный мужик, и у нас три яка.
18 апреля.
Сегодня лёгкий переход, шёл не спеша. В нашем среднем лагере разгром, сломана палатка, продукты разорваны, газа и горелки нет. Выпросили горелку у соседей, согрели мяса и натопили воды. В 18.20 пришёл Шофа и сказал, что пойдёт дальше в АВС, но затем согласился на ночь глядя не ходить.
19 апреля.
Светит солнце, погода – прелесть. Воды и еды нет. В 9 часов уже шёл по морене вверх. Настроение хорошее, ноги идёт сами, но сдерживаю себя и двигаюсь медленно.
Лагерь АВС в ужасном состоянии, палатка-столовая (гордость Маликова) лопнула по всей ширине, на задней стороне тоже огромная дыра. Очень пригодилась цыганская иголка. Наша с Димой палатка хоть и не порвана, но завалена полностью, сломан кемпинг китчен-боев, завалена ещё пара палаток. Зрелище не из приятных. Рядом с нами ещё три лагеря, но они пострадали значительно меньше.
Пришли Люся, Вовчик и Андрюха, все втроём взялись ремонтировать столовую. Ребята молодцы – пока не отремонтировали общую палатку, к своей даже не подошли. Наружный полог их палатки разорван от края до края поперёк.
Завтра выходим наверх в 13 часов, и к 18-часовой связи я рассчитываю быть на седле. Будем надеяться, что с погодой повезёт.
Куда-то протопотил Шофа, обгоняя свой кашель…
20 апреля.
Вышли немного позже, чем хотели, но дорога знакомая и проблем нет. На подъёме Дима уронил видеокамеру, она задержалась на снежном мосту, значит, кино в безопасности. Дима счастлив.
Завтра на первый подъём на 7800, надо вытащить палатку и 4 баллона кислорода. Решили разделить груз и сходить два раза – завтра без ночёвки, а послезавтра с ночёвкой, что даст более мягкую плавную акклиматизацию.
На перевале чувствуем себя хорошо, но почему-то не можем есть.
21 апреля.
Вышли в 10.20, погода хорошая, на перевале без ветра, выше не очень сильный ветер, но холодно. 3 часа ушло на подъём до конца снега и ещё 2,5 часа на подъём по разрушенному гребню до высоты примерно 7800. Площадки неплохие, но похоже на кладбище, всюду обрывки палаток, верёвок, пустые баллоны из-под кислорода. Быстро привязываем барахло и вниз.
22 апреля.
Чувствуется усталость – это недостаток акклиматизации. Утром к нам в палатку зашла Люся, говорит, если пойдёт наверх, то переработает. Попытался уговорить спуститься, но она никак не хочет понять, что при использовании кислорода ей не очень нужна грузовая ходка. Люся суровая – протопала вверх первой.
Погода нам угодила – ветер холодный, не очень сильный, но голову свою я заморозил и думал, что менингит мне обеспечен. Вероятно, «спасло отсутствие мозгов».
Ночь прошла кошмарно, болела голова, всё время просыпался, во рту сухость, короче – горняшка. Еле дождался утра.
Попили кипяточку, чай почему-то не лезет. Вниз выходим в 10.40, наученный горьким опытом Манаслу, иду последним, чтобы никто не отстал и не потерялся. На спуске встретили Моисеева, поболтали, подвели итоги – лагерь 2 стоит, осталось сделать лагерь 3 на 8300 и можно штурмовать. Меня тревожит состояние группы, ребята сильно уставшие, да и я тоже.
Долго сидим под перевалом, ноги не идут, хотя до АВС всего минут 40 ходу.
24 апреля.
Утром по связи нам передают пожелание шефа: отдохнуть на 6500 и сделать ещё один грузовой выход на 7800. Собрались всей бригадой, послушал мнение каждого участника - все за спуск вниз хотя бы на два дня, потому что на 6500 нет отдыха. Особенно старается Шофик, он даже предложил взять на себя ответственность за принятие решения перед Ильинским. Один Фарафонов предложил дождаться Моисеева, но если ждать Юру, то мы не успеем спуститься в АВС.
К моему сожалению, шеф не вышел на связь в 14.00. Скрепя сердце, спускаемся вниз. Встретили нас сдержанно – как ни крути, один выход мы не доработали, наверное, слабаки. Отдохнём и будем дорабатывать.
25 апреля.
Вот это новость! Шофик, оставшийся наверху для того, чтобы прийти вниз сегодня с Фарафоновым, идёт с Моисеевым на грузовую ходку! Я чего-то не понимаю. Такое впечатление, что тебе плюнули в душу. Я переживал. Ну да ладно, надо думать о горе – это главное.
Сегодня ходил на гребень морены, нашёл в трубу наш лагерь на 7800, посмотрел путь вверх до 8300. Сегодня на 7800 ночует группа Хайбуллина, с ним Михайлов, и это тревожит, хотя у них есть кислород.
26 апреля.
Утром ходил на знакомый гребень с трубой, нашёл наш лагерь и увидел людей, выходящих из палатки. Так как солнце ещё не встало, понятно что что-то случилось. Рацию я конечно забыл, но догадаться нетрудно.
Спустился к связи – всё верно, Михайлов спускается с кислородом. После обеда пришла группа россиян, у них заболел Ваня. Ну, а мы завтра выходим.
Нужно всё выкинуть из головы и остаться живым на Эвересте.
27 апреля.
В 14 часов по связи сообщили, что плохо идёт Михайлов. Валёк надавал нам лекарства, рассказал, как ими пользоваться – мы должны встретиться в районе среднего лагеря.
Михайлова и Шевченко встречаю возле среднего лагеря, вид у Мишки плохой, синяки под глазами, губы синие. Сделал ему укол, включил подачу кислорода 2,5 литра в минуту. Коля Шевченко выглядит не лучше, хотя лицо скрывает борода.
В лагере много еды, очень плотно поели и рано легли спать. Сегодня на 7800 ночуют Юра, Шофа и Сергей Лавров, завтра они хотят идти наверх.
28 апреля.
Ночь была душная, не выспался. Вышел уже в 9.20, недалеко от АВС встретил Маликова и Фарафонова, Маликов болеет, Фарафонову получше. Не многовато ли больных для одного выхода?
Несмотря на горький осадок в душе, убеждаюсь в том, что правильно поступил, когда спустил людей на отдых. Но ведь и в теории написано, что после выхода на новую высоту нудно отдыхать внизу, а не на 6500. У нас только второй выход, акклиматизация явно недостаточная.
На связи услышал, что Моисеев одевает кислород и идёт ставить лагерь 3. но их всего три человека, много ли они занесут? Груз остался только один – кислород, но каждый должен знать, где ему нужен кислород – на 7000, на 7800 или на 8300. Обезличка этого груза приводит к лишним энергозатратам. Вот сейчас шесть человек болеют, кто из них пойдёт на штурм? Юра настаивает на том, что 27 баллонов должны быть на 7800, а зачем? Шеф говорит, что взял три баллона на 7000 и пошёл, правда включил он кислород на 7500. А почему наши кислородники должны делать по-другому? И почему нужно делать две ходки не спускаясь? Что за спешка? Совсем не похоже. Что мы куда-то опаздываем.
На сегодняшний день мы установили лагерь выше всех, и никто пока не собирается нас не только обгонять, но и догонять, хотя, кроме нас, здесь ещё 5-6 экспедиций, да и сам Ильинский твердит, что времени навалом. Вопросов много, ответом мало. Сдаётся мне, что подвиги начали совершать рановато, уж очень велика гора – выхватив шашку не заскочишь.
В АВС пришел в 13.00. Группа Хайбуллина уходит на 7000, завтра поднимается на 7800 с ночёвкой, значит, завтра мы идём на 7000. Последним из моих пришёл Соболев.
29 апреля.
Дорога хорошо знакома, верёвка висит. Идти – одно удовольствие. Вечером все были на перевале, занесли груз. Спим по трое в палатке, все мои. Слава Богу, здоровы, Даже Соболев.
Дима Муравьёв с Ринатом Хайбуллиным собирались сделать вторую ходку на 7800, Ринат заболел. Дима взял два баллона кислорода и пошёл вверх, дошёл только до 7400, оставил баллоны прямо в снегу и теперь ждёт Диму Грекова. Греков один из всей группы дошёл до 7800 и занёс палатку. Канадцы и Гия бросили свой груз на 7500. Завтра выйдем налегке и будем собирать всё брошенное. Овчаренко и Фролов заберут по баллону с 7400.
Пришёл Греков. Ребята пожелали нам удачи и ушли вниз. Утром первой вышла Люся, за ней Серёга Овчаренко, потом я. Ветер вполне терпимый, идём каждый сам по себе. Нашёл заброску канадцев – баллон кислорода и 5 баллонов газа. Пришёл на 7800, потом подошли Люся и Серёга, за ними Фролов и Молотов. Поставили завалившуюся палатку, а Соболева всё нет. На связи шеф рекомендует груз не носить, а работать вверх, но мы всё принесли – это наш должок. Вверх мы конечно пойдём, но завтра.
Вечером совещаемся, как быть. Решили нести лагерь до 8300 без кислорода, и каждый несёт по одному баллону на случай штурма. Продуктов минимум, спальники не берём, зато несём газ, а ночь перед штурмом можно пересидеть. Выходить решаем не позже шести и только в хорошую погоду, а если погода плохая, с утра бегом вниз. Все согласны, нет только Димы Соболева.
Вечером на связи шеф рекомендует Люсе не ходить в этот выход, и она вдруг соглашается. Для меня это был сюрприз. Итак, завтра идём вчетвером.
1 мая.
Вышли около 10.30. Дорога понятная, наткнулся на заброску Моисеева, долго ждал ребят. Увидел Овчаренко и не стал больше ждать, один вылез на отметку 8300, самочувствие хорошее, хотя пыхчу сильно – высота всё-таки.
Ребята одели кислород примерно на 8200. палатку поставили быстро. Рядом кулуар, выводящий на гребень. Вроде. Место правильное, площадка, правда, неудобная, маленькая и косая.
Еда не лезет, пьём кипяток, съели по полсникерса на брата. Ботинки не снимаем, оделись для штурма, прижались друг к другу и довольно сносно спали. Горелка работала всю ночь.
Я проснулся в четыре, но посчитал, что рано – все одеты, нам только попить кипяточку, а это совсем недолго. На улице темно, вот я и завалился спать, ну и, конечно, проспал. Выйти удалось только в 8.30.
До гребня лезли полтора часа, кое-где видно старые верёвки, значит, идём правильно. Потеряли время на первой ступени. В углу (внутреннем?) не видно верёвки и приходится лезть. Между первой и второй ступенью лежит труп.
Вторая ступень прошлась свободно, и вершинный взлёт уже рядом. Иду по следам очень медленно. В районе вершинной башни догнал Фролова, он хотел лезть в лоб, но одумался. Обходим башню по следам Овчаренко и Молотова, вылезли на предвершину, Серёга и Андрей спускаются с вершины. Только теперь почувствовал, что недалеко… Ребята вниз, мы – вверх. У Вовчика кончился кислород, пока он снимал рюкзак, маску, я пошёл дальше. Иду медленно, но лёгкие разрываются. Этот подъём к вершине показался вечностью, думал, что не дойду.
На вершине был в 18.30, дождался Вовчика, ему очень тяжело без кислорода. Сделали три снимка, у меня сильно мёрзнут руки. Идём вниз, Серёги и Андрея не видно. Начинаю ругать себя за то, что не оставил какой-нибудь заметный знак на месте выхода на гребень, потому что в темноте могут быть проблемы. И темнота навалилась сразу после первой ступени. Идём по гребню и вдруг снизу слышим голоса – это Сергей с Андреем. Хотя я не уверен, что иду правильно, мы поворачиваем с гребня и спускаемся к ним. Они собирались здесь ночевать, а я уверен, что найду палатку.
Начинаем спуск, идём очень долго. Начал заговариваться Фролов, за своим сознанием замечаю какие-то фокусы – то всплывают фантазии, то воспоминания, то снова реальность. Володя с воображаемым напарником просто ушёл в сторону пока я искал спуск. Ночь не слишком холодная, и мы не замёрзнем.
Не знаю, сколько мы сползали вниз, но вот в одном прекрасном месте я сваливаюсь со скалы, лечу около 2,5 метров и падаю прямо на камень. На мгновенье теряю сознание, потом слышу, что Овчаренко собирается ко мне спускаться, представляю, как он рухнет на меня в кошках и с ледорубом и добьет меня, нахожу в себе вилы крикнуть, чтобы даже не думал об этом.
Так мы провели время до утра – я под камнем, Сергей с Андреем над камнем, а Фролов непонятно где.
Утром глаза застилает туман, почти ничего не вижу. Понятно, почему я грохнулся – ночью-то я не мог определить, что не вижу толком, сохраняется только боковое зрение. Видел белую пелену и казалось, что впереди снег, наступил в снег между двумя камнями, а это был надув.
У Сергея тоже плохо с глазами, один глаз видит у Андрея, и мы поставили его первым, но уговорить его идти по горизонтали на гребень я не смог – его тянет вверх искать лагерь 7800, где остался его спальный мешок, и мы расстаемся.
Я один иду по горизонтали на гребень, Андрей с Сергеем начинают забирать вверх. Я удачно выхожу на гребень и оказываюсь в двадцати минутах выше палаток на 7800. Я дошел до палатки и завалился спать в своем собственном спальнике. Пить не хотелось, и я не стал искать горелку.
Очень болели ребра.
Проснулся от того, что в палатку залез Андрей. Время от времени в течение всей ночи он будил меня и давал кружку кипятка. Куда в него лезла эта вода?
Фролов и Овчаренко тоже пришли на 7800 и остановились в верхней палатке. У Вовчика серьезно обморожен нос и ноги.
Утром будем спускаться. Есть и пить не хочется, хочется только занять положение, при котором не болят ребра.
4 мая.
Вышли в 11.30, на перевале встретили группу алтайцев, рассказали им о своих ошибках, отметил поздний выход и предупредил, что надо выйти пораньше, но на штурм они вышли еще позже, чем мы.
Глаза мои с утра были в норме. В АВС нас встретила Люся, дала мне обезболивающее. Пока нет мысли, что мы покорили Эверест, есть только усталость.
5 мая.
Собрал в АВС свой баул, иду вниз тихонько, но каждый шаг отдается в сломанных ребрах. До лагеря еще полчаса ходу, нас встречают Греков и Муравьев. Когда отдал рюкзак, стало значительно легче. В базовом все поздравляли. Праздник двойной – и гору сделали, и после холодной ночевки на 8500 остались живы.
Комментарии Владимира Сувиги.
Эверест – это гора, к которой можно идти всю жизнь. Я привык доверять людям, с которыми иду, - из старой гвардии это Юра Моисеев, Сергей Овчаренко, Олег Маликов, Дима Греков, и я очень надеялся на Шавхата Гатаулина. Присутствие в команде слишком молодых спортсменов несколько настораживало, и именно они оказались в моей группе – это Андрей Молотов и Владимир Фролов.
Когда не знаешь, как поведет себя человек в критической ситуации, то положение твое не слишком надежно. Я ходил с этими ребятами на Северную стену Хан-Тенгри и прекрасно помню, как мне заглядывали в глаза и спрашивали, где будет ночевка. Откуда я знаю, где будет ночевка! Я вспоминал ту гору, а эта была повыше.
Мои прогнозы не оправдались. Я надеялся на Шофика, но он подвел меня, и был даже момент после второго выхода, когда я решил собрать вещи и убраться в Катманду. Зайра видела, что я промаялся всю ночь и сумела убедить меня в том, что гора важнее всего остального.
Не знаю почему, но все решили, что мы куда-то не успеваем. После второго выхода нам говорят, что мы должны сделать еще одну грузовую ходку с высоты 7000 – это было тяжело. И я не стыжусь в этом признаться.
Действовать надо по ситуации, а эта задача была, может, и реальная но в результате в группе, которая попыталась ее выполнить, оказалось шестеро больных.
Был ли смысл в этой ходке, но практика показала, что времени было предостаточно, та как после нашего восхождения люди сидели 18 дней в ожидании погоды и можно было сделать сколько угодно ходок. Шавхат активнее других настаивал на том, что группа должна пуститься на отдых, а когда мы спустились, на следующий день вышел наверх с грузом.
Наша группа ставит первый лагерь, второй, и все считают, что ставить палатки несложно, но никто не идет и не ставит. Когда после второй ночевки мы спустились вниз, у нас осталась задача установить третий лагерь, акклиматизироваться, то есть переночевать и уйти вниз и дать взойти тем, кто идет за нами, или попытаться штурмовать вершину.
Наиболее перспективная, на мой взгляд, связка Моисеев – Маликов сумела дойти только до высоты 8000 с кислородом, не поднявшись до 8300. Я выразил сомнение в реальности выполнения поставленной задачи, мне было тяжело, и эту тяжесть надо было снимать. Я сознательно все поставил на карту, я заклинился на вершине, зная, что если бы мне в психологическом плане было легче, я бы не решился на штурм вершины в третий выход, я обязательно сделал бы ночевку. Спустился вниз и уже в четвертый выход штурмовал. Но ветра не было, погода позволяла, кислород у людей был и надо было пробовать.
Вторая ночевка на 7800, завтра выход на 8300, и тут не поднимается Дима Соболев, но мы не волновались, потому что ниже было много палаток. Он шел со спальным мешком и мог переночевать в любой из них, поэтому организовывать спасательные работы было неразумно.
Когда зашел разговор о штурме, мы с Овчаренко как старшие по возрасту и по опыту решили, что надо сделать попытку при условии, что погода будет «за». Я очень благодарен Люсе Савиной – человеку сильному и собранному, с которой в экстремальных ситуациях может быть легче, чем с надежным мужиком, за то, что она все поняла правильно: мы шли ва-банк на свой страх и риск, используя шанс. У Люси была ночь на раздумья. С ее качествами на восхождении она была бы только в плюсах, но, видимо, боялась помешать нам, поэтому когда утром перед восхождением я предложил ей пойти поискать Соболева, то, зная ее бойцовский характер, ожидал чего угодно, только не молчаливого понимания, и вздохнул с облегчением не потому, что считаю ее слабой, а потому что мы круто рисковали.
Наша акклиматизация на сто процентов была недостаточной и все наши последующие беды связаны именно с этим. Третий выход, и сразу на высоту 8800 – это очень быстро. Я знал, что такое Эверест, знал, что не имея хорошей, хотя бы семитысячной акклиматизации, лучше не рисковать, и это не выходило у меня из головы, но всегда группа, устанавливающая верхний лагерь, имеет право на восхождение – это неписанный закон. Выбор был – либо рискнуть, либо спускаться вниз на отдых и оказаться в хвосте очереди на восхождение.
Самой большой моей ошибкой было то, что мы проспали, но во мне велика была уверенность в наших силах, и я никак не мог предположить, что у нас случится холодная ночевка.
У Фролова был фонарик, и я не знал, что мы найдем веревку и по ней спустимся к палаткам. До веревки оставался максимум час ходьбы, когда Фролов отстал. И вдруг голоса снизу и слева – это двойка Овчаренко – молотов свернула с гребня раньше времени. Новая проблема: я понимал, что без кислорода у них не будет сил подняться назад на гребень и значит, я иду по гребню до веревки, спускаюсь вниз по ней в палатку и сплю, а эти двое замерзнут, или ухожу налево вниз к ним, так и не дойдя до веревки, но в этом случае мы вряд ли найдем палатку.
В этот момент не было никакой видимости, мы находились в облаке. Кое-как я спустился с гребня и убедил ребят двигаться. Так мы шли до тех пор, пока я не упал и не упал и не сломал четыре ребра. Когда это случилось, до рассвета оставалось два часа, но два часа – это не целая ночь!
Когда я упал, фонарик Фролова светился далеко вверху, он куда-то пошел, пошел и не реагировал на наши крики. Как он остался в живых – тайна, просто не судьба была человеку умереть в этом месте и в это время. Утром, когда я увидел, что Вовчика нет, я понял, что он погиб, но никак не мог достать рацию и признаться в этом. Наконец, вытащил радиостанцию и сообщил, что все четверо были на вершине. Шеф корректировал мой спуск, наблюдая в подзорную трубу, он сказал, что один идет вниз, и это по всей видимости я, а двое зачем-то идет вверх.
Когда пришел Андрей, я спросил, не видал ли он Вовчика и услышал в ответ, что он видел его ниже у обрывков старой палатки. Я понял, что Фролов жив, разогрел аккумулятор и вышел на связь. Чуть позже в верхнюю палатку, которая стояла на расстоянии восьми метров, пришел Сергей, еще позже подошел Вовчик, но я этого не знал. Эта несостыковка так и осталась для меня загадкой – как его могли видеть ниже палаток, если он пришел последним. Я допускал, что он прошел мимо палаток и ушел вниз. Получалось так: Овчаренко в верхней палатке, мы с Молотовым в нижней, Фролов ушел вниз, и вдруг Овчаренко кричит, что у нас больной.
Чем я мог помочь больному? Аптечка осталась на 8300, у нас нет ни одной таблетки и сама мысль о том, чтобы выйти из палатки, была кошмаром. В нашем положении я мог больного только по головке погладить, а Овчаренко, если может кричать, значит, здоровый и может сказать больному доброе слово сам. Молотов целый, я почти целый Фролов по последним сведениям ушел вниз, тогда кто же этот больной – приблудный кто-нибудь? Помогать надо всем, но чем помочь в этой ситуации?
Сергея прямо заклинило, он 40 минут возвещал: «Вова, у нас больной!», пока я не заснул под эти крики. Наутро кое-как выпал из палатки, надел кошки и кричу Сереге: «Ты идешь или нет?». Не реагирует. Поднялся к палатке (это легко сказать и нелегко сделать со сломанными ребрами) и вдруг вижу там Фролова с черным носом и Овчаренко с обмороженными пальцами. Я стал расспрашивать, как Вовчик оказался на 7800, но он меня убедил что пришел последним и никуда не уходил. Кому что привиделось – непонятно, но важно было то, что мы вместе.
Хорошо, что мои прогнозы не оправдались – молодежь оказалась на высоте.
Владимир Сувига
